Когда мне исполнилось четыре года, у меня родился брат.

Я почему-то хорошо помню этот день. Вот ничего из того периода жизни не помню, а рождение брата запомнила. Тогда отчим забрал меня из детского сада до тихого часа, от него пахло невкусно – просто с самого утра отмечал, мы поехали к серому высокому зданию, где он почти час орал «спасибо за сына». С тех пор брата я не люблю. Его обожали родители, у него было больше игрушек и он никогда не стоял в углу.

Я училась в обычной школе в пяти трамвайных остановках от дома, а брата отдали в платную политехническую гимназию, даже несмотря на то, что он не сдал вступительные экзамены. Учёбу в этом заведении он явно не тянул. С горем пополам доучился до 9 класса и окончил его на тройки. В приличные колледжи он не поступил, тогда родители отдали его учиться платно. За деньги освободили его от армии, а потом по знакомству устроили на завод.

Вся жизнь отца крутилась только вокруг сына. Он устроил ему шикарную свадьбу, подарив молодым свою долю в квартире. Сам он уже жил другой семьёй.

Однажды мне позвонила мама и со слезами сказала, что брат заставил её подписать отказ от своей доли в квартире: пришли какие-то «братки» и сказали – не подпишешь, найдёшь сына в яме за городом. Она уже несколько лет не жила в квартире, но хотела оставить для себя угол на «в случае чего».  Так брат захватил всю жилплощадь целиком.

Спустя три года я приехала на родину и решила сходить в квартиру, где провела детство. Открыла подъезд своим ключом и стала подниматься на знакомый пятый этаж. На лестничном пролёте между третьим и четвёртым этажами, под тряпками, скрючившись от холода, спал мужчина. У изголовья – банка с остатками чая и пустая жестянка из-под консервов. У двери на третьем этаже виднелась металлическая миска с супом, – так, обычно, сердобольные жильцы подкармливают бездомных собак. Оказалось, это тоже для него: каждый сосед оставлял перед дверью что-нибудь из еды. Кормить напрямую люди стеснялись: «Он же не собака!» Это был отчим. Я ничего не знала. Оказывается, новая супруга выгнала его из дома, а сын не пустил на порог. Идти ему было некуда, и он так и жил месяц рядом со своим любимым ребёнком.

Вот так! Соседи стыдились даже подойти с бутербродом, а сын каждый день, идя на работу и с работы, равнодушно перешагивал через лежащего на ступенях отца.

– У него и внучка есть, – говорят соседи. – Она тоже мимо дедушки ходит и знать его не желает, говорит, что от него плохо пахнет.

Двери мне никто не открыл. На телефон братец тоже не отвечал. Мы с мамой сняли отчиму квартиру, подлечили его алкоголизм и устроили на работу.

Вот уже 20 лет я не общаюсь со своим братом. С детства моя ненависть к родному человеку только усилилась. Наверное, я – ходячий учебник по психологии, где только и делают, что твердят о прощении. Может быть, когда-нибудь это и случится. А может, придёт время, и я сама напишу научную статью про удушающую любовь к детям и о том, как она напрочь стирает уважение к тем, кто тебе подарил жизнь и вывел в люди.