Жители района, пострадавшие от мошеннических действий подсудимых Игнатова и Тараскиной (все имена изменены), не всегда могут добраться до города точно в назначенное время. Ждём в коридоре суда ещё кого-то из участников процесса. Между тем, страсти накаляются. Обвиняемые и потерпевшие в ожидании заседания суда начинают выяснять, кто был организатором обмана, а кто, как и они, запутался в расставленных мошенником сетях.

Люди, потерявшие жильё после того как, по объявлениям Тараскиной, взяли у Игнатова кредит, не могут ей простить, что убеждала в честности ростовщика. Именно ростовщика! Проценты за кредиты были, без преувеличения, грабительскими. Штрафные санкции за каждый день просрочки – вовсе запредельными. «Вторая Кущёвка! – вздыхает кто-то. – Ведь все кругом повязаны». Отобранное у людей жильё Игнатов оформлял на родственников и знакомых, даже на своего адвоката.

Рядом бурно выясняют отношения Тараскина и бывшая жена мужчины, который потерял свой дом, взяв деньги под залог недвижимости. В смерти мужа в результате случившегося вскоре пожара вдова винит Тараскину: «Он эти деньги одолжил для вас!» «А вам известно, что он со мной жил и мы собирались открыть общий бизнес?» – возмущается та. «Это ложь!» Тут же выясняется, в судьбе погибшего принимала участие ещё одна дама. Теперь она тоже в числе потерпевших и тоже винит в этом Тараскину.

А та искренне возмущается: «Это Игнатов кровопийца! Я ничего со сделок не имела, кроме гонорара от клиентов моей риэлторской конторы. И в мыслях не было кого-то обмануть! Сама от Игнатова пострадала. Взяла у него деньги под 10 процентов и заложила тётин дом – он этого потребовал. И всё пошло по той же схеме. Долг рос в геометрической прогрессии. Игнатов угрожал тёте выселением, у неё отнялись ноги… Я готова была на всё, лишь бы он вернул документы на домовладение. Брала у него 400 тысяч, а отдавала миллион 240 тысяч. Он гнусный аферист, мошенник! У него везде свои люди… – Тараскина перечисляет организации. – Но он мне после позвонил, что у него есть свободные деньги и чтобы я ему набрала клиентов под залог недвижимости. Сказал, что никого «кидать» не собирается, что с прошлым покончено. Я ему поверила… Почему меня «закрыли» в ИВС, а этот… до сих пор на свободе гуляет?»

Пользуясь случаем, беседую с потерпевшими. Подсаживаюсь к женщине в тёмной одежде, с чёрной повязкой на волосах. Держится особняком, в разговоры не вступает. Видно, как ей тяжело.

Вера живёт в станице, и неделю назад у неё умерла мать. Ещё совсем не старая. От инсульта. Не смогла пережить случившегося.

Принадлежавший ей дом, в котором и сейчас живут её дочь Вера и двое внуков, теперь по документам принадлежит гражданке Игнатовой (матери Игнатова). Эту женщину покойная никогда не видела, но она, если верить документам, их дом купила.

– Я замечала, что мама из-за чего-то очень переживает, что-то её мучает. Но она мне долго ни о чём не рассказывала, – вспоминает Вера.

– Мама никогда не собиралась продавать единственный наш дом, который мои родители купили ещё в 40-м году и в котором мы все и сейчас живём.

Оказывается, к маме обратилась её хорошая знакомая. Марине были очень нужны 100 тысяч на ремонт дома. Она сказала, что даже нашла человека, который может такие деньги одолжить. Но только под залог дома. А дом, в котором живёт она сама, уже заложен под другой кредит. И теперь Марина просила, чтобы подруга ей помогла и заложила свой. Марина убеждала маму, что будет регулярно выплачивать кредит и никакого риска нет. Моя мама её пожалела и отдала ей все документы на наш дом и на участок.

А через неделю, рассказала после мама, к нам приезжала Тараскина с каким-то мужчиной (то был Игнатов – авт.), чтобы осмотреть наш дом. И мама тогда расслышала слова, что «дом этих денег стоит». И он ещё сказал, чтобы по всем вопросам она обращалась к Тараскиной, на которую должна выдать доверенность на право распорядиться нашим домовладением. Они убедили маму, что сделка купли-продажи будет фиктивной и дом останется нашим. Но попросили написать расписку о том, что мы все в течение двух месяцев обязуемся выписаться из нашего жилья. И это, сказали, тоже пустая формальность.

Мама была очень доверчивой. Она поверила Тараскиной, Игнатову, пожалела свою приятельницу. Выполнила всё, о чём её просили, и отдала Тараскиной все документы на домовладение. Марина после долго говорила маме, что выплачивает свой кредит и волноваться не из-за чего. Но я стала замечать, что мама словно сама не своя. Она постоянно звонила Марине и о чём-то её просила. А та ей перестала отвечать.

А через несколько месяцев моя мама получила письмо от матери Игнатова, что будто бы она наш дом купила. У мамы был сердечный приступ, мы вызывали «скорую». И тогда она всё мне рассказала. Мы заподозрили плохое и пошли к Марине. Та успокоила, что уже отдала большую часть долга и скоро документы на дом нам вернут. Но через неделю телефон Марины снова оказался недоступен. Мы опять пошли к ней. И её отец сказал, что она здесь больше не живёт, а куда уехала – он «без понятия». Мы стали звонить Тараскиной. Она сказала, что Марина уехала ненадолго и скоро вернётся. И опять заверила, что с нашим домом ничего не случится. Но Марина до сих пор не возвращается. А Игнатов приехал с требованием, чтобы мама, я и мои сыновья выселялись из «проданного» дома.

Мама один за другим перенесла три инсульта… В последнее время я старалась с ней о случившемся не говорить.

Боялась, что ей станет хуже. Я только, как могла, её выхаживала, – комкая платочек, вытирает слёзы.

«Я не видела никаких документов и не присутствовала ни при каких юридических процедурах. Всё знаю только со слов мамы, – скажет эта женщина на суде (её признают потерпевшей в деле о мошенничестве). Мама очень хотела помочь подруге…».

Нас приглашают в зал судебных заседаний. Мы продолжим рассказывать читателям о «маленьких трагедиях», написанных кем-то по очень схожему сценарию.