Майор полиции Оксана Буцкая – личность, широко известная среди школьников Ейского района и их родителей. Во всяком случае тех, кто имел неосторожность нарушить закон или несчастье родиться в неблагополучной семье. Сегодня инспектор отдела по делам несовершеннолетних ейской полиции делится профессиональными секретами.

– Оксана Евгеньевна, как оказались на этой работе?

– Я семь лет прослужила в уголовно-исполнительной инспекции. И когда перевелась в милицию и мне предложили должность инспектора отдела по делам несовершеннолетних, согласилась. Хотя, что мне предстоит, представляла себе довольно смутно. Никакого страха перед новой «аудиторией» не испытывала, но некая тревога всё-таки была: ведь до этого я работала с людьми «матёрыми», побывавшими в местах лишения свободы, имеющими по нескольку «ходок». А тут дети…

– Быстро получилось адаптироваться?

– Я очень хорошо помню свои первые дежурные сутки. Около двух часов ночи из одной станицы района поступил звонок: в квартирной краже подозревают несовершеннолетнюю. Выехали туда группой. Одиннадцатиклассница гостила дома у подруги. И когда та отлучилась, взяла из кармана шубы пятьдесят тысяч рублей. Мы приехали туда в три часа ночи, уже через 12 часов вернулись в УВД с раскрытым преступлением.

– Не было жалко, ведь это ещё неразумный ребёнок?

– Сложность работы в другом. Для меня стало настоящим испытанием первое уголовное дело, связанное с изъятием ребёнка из семьи. Это было в Моревке. В детском саду у двухлетней девочки в ушке обнаружили кровь. Мама ребёнка рассказала, что дочь её просто раздражает. И когда в очередной раз пришла с работы и девочка выбежала её встречать, ударила её по голове резиновым тапочком. У девочки в ушке лопнул сосуд. Поскольку девочке не было ещё трёх лет, а в приют у нас принимают с этого возраста, пришлось определить её в соматическое отделение детской больницы. В отношении мамы возбудили уголовное дело, к ребёнку её не допускали. Я ездила к девочке каждый день, возила йогурты, покупала памперсы. Дошло до того, что перед уходом приходилось укачивать её, потому что так просто девочка не хотела меня отпускать. Частенько и моя дочка ездила со мной. Однажды я сказала своему отцу, который живёт с нами: «Пап, давай оставим её себе». И тогда он спросил, что я буду делать со своей привязанностью, когда девочку заберут? А это случилось бы неизбежно. Девочку определили в Дом малютки, потом её взяла очень хорошая семья (мне рассказывали об этих людях, здесь я спокойна). Больше я с ней не виделась.

– И часто случается, что вы принимаете происходящее так близко к сердцу?

– Инспектором ОДН я работаю не первый год, но всё равно пропускаю каждую серьёзную ситуацию через себя. Я не умею по-другому. Это тяжело. И морально – в первую очередь. Деток, которых приходится брать из семьи, стараюсь поместить в наш, камышеватский, приют. Потому что я там часто бываю, могу проследить за ними. У меня очень хорошие отношения налажены с работниками приюта, могу позвонить в любой момент и узнать, как там «мои дети».

– Так вы их называете – «ваши» дети?

– А как же иначе. Я уже без них не могу. Несколько раз появлялась возможность уйти из ОДН в какой-нибудь другой отдел МВД. Бывало, сдавали нервы, заканчивались душевные силы. Даже рапорты писала о переводе. Но потом приходила домой и рыдала: «Как же мои дети без меня!» Оставалась, и не жалею!

– У вас собственные методы работы с детьми?

– Я всегда стараюсь направлять работу именно на профилактику. Важно не допускать постановки на учёт. В общении часто привожу примеры из своей жизни, из жизни знакомых, стараюсь «достучаться» до подопечных. И результат виден. Просто нужно иметь индивидуальный подход к каждому. Я стремлюсь к тому, чтобы дети видели во мне прежде всего друга. Иногда даже приходится прибегать к их языку, чтобы быть понятой и принятой детьми. Есть сложные детки, от мысли понять их отказались почти все наши сотрудники. И действительно, попадались мальчишки и девчонки довольно «ершистые». Например, одна девочка в детдоме не шла на контакт ни с кем. Я приложила немало усилий, чтобы подружиться с ней. В итоге для неё я стала «мамой». В приюте девочка вообще попросила меня стать её крёстной. Естественно, я согласилась. До сих пор отслеживаю судьбу, по возможности помогаю.

– Но случались ведь и неудачи?

– Был у меня в Кухаривке школьник. Когда он учился в классе шестом, учителя забили тревогу: поведение мальчика стало просто ужасным, несмотря на усилия родителей и преподавателей. Однажды в сочинении на тему «Моя будущая профессия» мальчик всё объяснил: он мечтал стать криминальным авторитетом. Через некоторое время в Кухаривке случилась настоящая волна преступлений: «бомбили» магазины. И этот мальчишка был в составе преступной группы. Таким образом, с его точки зрения, и нужно начинать «путь к успеху». Я его честно предупреждала, что ничем хорошим это не закончится, просила прекратить. И однажды, в день его совершеннолетия (дни рождения своих «подопечных» я знаю наизусть), увидела его в компании ребят, остановилась и поздравила с днём рождения. На его глаза накатились слёзы: период относительной безнаказанности закончился, а очередное его дело уже лежало в полиции. В результате он сел. Не смогли мы его вернуть к нормальной жизни. К счастью, такое случается редко, у большинства всё-таки удаётся «включить мозги».

– А как дети оказываются в поле вашего зрения?

– Чаще всего в число наших подучётных попадают дети, которые дают себя подмять ребятам более сильным. В этом случае вытащить ребёнка из дурной компании – 70% успеха. Я работаю методом убеждения, методом доверительных бесед. Кстати, часто за помощью обращаются родители, которые не могут справиться с поведением своих детей: просят поговорить. Однажды позвонил вообще не знакомый мне человек – по рекомендации одного из «моих» родителей.

– Что бы вы назвали самым главным в вашей работе?

– Главное – не зачерстветь сердцем, работая в нашей системе. Принято считать, что система «ломает» людей, заставляет превращаться в механизмы под воздействием профессиональной деформации. Этого нельзя допустить, нужно оставаться человеком. Ведь первыми это почувствуют дети. Они видят фальшь и перестают верить.