Татьяна ШЕКЕРА.

Участковый уполномоченный милиции совершил убийство, чтобы завладеть квартирой. Это необычное уголовное дело слушалось в Ейском городском суде.

Но, пожалуй, больше, чем само преступление, поразило то, как подсудимый держался. Не то, что раскаяния – тени смущения не было на лице. Обращаясь к суду, он обличал «саму систему МВД и следствия». «Следователи, – сказал, – выдавливали нужные им показания, угрожая, что мою жену изнасилуют и «уберут». А двое маленьких детей, оставшись в запертой квартире, сами умрут. У следователей круговая порука». Из уст ещё недавно успешно служившего в той самой «порочной системе МВД» такая обличительная речь звучала неубедительно. Не убедил он и судью Михаила Охрименко. Подсудимого признали виновным в умышленном убийстве из корыстных побуждений. Приговор – девять лет лишения свободы.

Каждый участковый знает «неблагонадёжных граждан» на своём административном участке. Знал их и Тараскин (имена участников истории изменены). Пьющие, безработные, судимые… В их жизни немало зависит от участкового. Тараскин «расстановкой сил» воспользовался. На его участке жил один мужчина в трёхкомнатной квартире, любивший выпить, не имевший постоянной работы. Квартира Николаю досталась после смерти матери. Между прочим, оформить наследство помог участковый. По словам Тараскина, Николай тайком от взрослой дочери (она проживала по другому адресу с бывшей женой) решил продать квартиру. Это было очень кстати, участковый хотел улучшить свои жилищные условия. Да только поначалу не сошлись в цене. Зато через пару месяцев собственник квартиры неожиданно снизил цену. Тараскин настаивает на том, что Николай не только поделился планами уехать в Краснодар, но, якобы, ещё и попросил его помочь как можно скорее продать квартиру. И через пару дней участковый поехал с Николаем к нотариусу, где был оформлен… договор дарения. На участкового уполномоченного милиции. Хотя, как утверждает Тараскин, деньги за квартиру он отдал «дарителю» – как за купленную. Право собственности на квартиру участковый оформил тоже оперативно.

Дальнейшие показания подсудимого мало вписываются в обозначенное им же сюжетное русло. Якобы, отдавая Николаю деньги, попросил его как можно быстрее освободить квартиру. Не терпелось сделать ремонт – квартира была порядком запущенна. Николай отдал новому владельцу запасные ключи и обещал съехать через две недели. Но когда участковый наведался через неделю, стал просить… занять ему денег на еду. Впрочем, эту нестыковку в показаниях бывший участковый объясняет тем, что непутёвый продавец трёхкомнатной квартиры отдал все вырученные за неё деньги некому Андрею из Краснодара. Чтобы тот присмотрел там для него какое-нибудь жильё.

Рассказывают, что с Краснодаром Николай связывал мечты о новой жизни. Там когда-то проходил лечение от алкоголизма и «духовное очищение» в каком-то центре. Здесь скажу, что выпивоха был человеком очень мягким, бесхарактерным и совершенно безобидным. Легко поддавался чужому влиянию, боялся сделать что-то без стороннего совета. Соседи уверены: без серьёзного нажима он никогда не решился бы вот так навсегда уехать. Тем более, продать кому-то квартиру, оставив без наследства собственную дочь (она навещала отца, приносила ему поесть). Николай не мог устроиться на работу. Ни для кого не было секретом, что тот же участковый забрал у него не только все документы на квартиру, но даже паспорт. Всё из-за того, что Николай, якобы, не мог вернуть ему взятые в долг десять тысяч рублей.

Как-то дочь не застала отца дома. Зашла к соседям оставить для него продукты и узнала, что отца уже давно никто не видел. А вещи из квартиры вывозил на свалку человек, который там теперь живёт. Кто он – никто не знал, общения новосёл избегал. В следующий раз двери отцовской квартиры дочери открыл тот самый «незнакомый мужчина». Это был участковый Тараскин. Он сказал, что квартира теперь принадлежит ему. «Но отец никогда не собирался её продавать!» – дочь была потрясена. Ещё более испугана. Они с матерью (бывшей женой Николая) обратились в милицию. Предположить, что в отношении бывшего владельца квартиры совершено преступление, были основания. Ведь он ни словом не обмолвился любимой дочери ни о намерении уехать, ни о планах продать квартиру, которую собирался «переписать» на неё. К тому же, если верить «дарственной», отец просто отдал квартиру совсем чужому человеку! И Николая объявили в розыск. Допрошенный в качестве свидетеля Тараскин признался в совершённом им убийстве и указал место, где спрятал труп.

И в ходе следствия, и на суде бывший участковый не один раз менял показания. По первой версии он однажды застал Николая лежащим «на постели ничком, без признаков жизни». «Испугавшись», сотрудник милиции… пошёл на работу, будто ничего не случилось. О том, что обнаружил труп, никому не рассказывал. Вернувшись в квартиру в три часа ночи, погрузил тело в «Жигули» и отвёз в «защитку». Такие показания Тараскин дал, когда его допрашивали в качестве свидетеля.

Чуть позже в статусе подозреваемого он «вспомнит», как было всё «на самом деле». Пришёл к Николаю в шесть утра. Застав у него друзей-приятелей, предложил выйти во двор поговорить. Участковый настаивал, чтобы Николай немедленно освобождал квартиру. Но Николай просил немного подождать. И даже, по словам Тараскина, стал огрызаться и, схватив кусок тротуарной плитки, бросился на участкового. И тот «нечаянно толкнул напавшего». Он упал и ударился головой о плитку. Тараскин будто бы пытался Николая «оживить». Не обнаружив пульса, делал ему массаж сердца. А когда из этого ничего не получилось, повёз Николая в больницу. Но по дороге тот скончался. И страж порядка, испугавшись, отвёз труп в лесополосу. Оставил его неподалёку от тропинки специально, чтобы поскорее обнаружили. Сверху положил на тело «несколько веток, чтобы не садились мухи». Сделав это, как ни в чём не бывало поспешил на работу.

Но и эта версия не стала окончательной. Чуть позже Тараскин «уточнит», что «кусок плитки» Николай швырнул в машину, когда участковый мирно ремонтировал стартер. Защищаясь, он «рефлекторно» ударил нападавшего зажатым в руке молотком. Тот упал. И тогда страж порядка отвёз убитого в «защитку», где «положил под недавно сгоревший куст». Замечу, что «недавно сгоревшим» куст в показаниях бывшего участкового стал после того, как следствие обвинило его ещё и в сокрытии следов преступления. То есть в том, что, спрятав тело, он куст поджёг.

А потом Тараскин и вовсе стал отрицать свою причастность к смерти Николая и уверял, что тот, того гляди, объявится. Поскольку, мол, уехал в Краснодар на заработки. В доказательство нашёл подставных свидетелей из числа своих «подучётных», лично привозил их для дачи показаний. Будто бы они видели Николая «с каким-то мужчиной, одетым в белый костюм» уже после того, как его объявили в розыск. Надо отдать должное юридической подкованности милиционера. Знал, что именно конкретные детали способны убедить следователей в достоверности показаний.

На суде Тараскин держался уверенно. «Вывел на чистую воду» даже полиграф (детектор лжи). Назвал недостоверной судебно-медицинскую экспертизу, заявил, что останки, на которые сам же указал, не принадлежат пропавшему. Выводы следствия счёл настолько «неправильными», что позволил себе издевательское: «А может, я его зажарил и съел?» Утверждал, что его причастность к преступлению не доказана, пытался «перевести стрелки». Вспомнил фразу, брошенную в сердцах дочерью убитого: «Лучше бы он сдох!» «Вот и думайте, кому была выгодна смерть хозяина квартиры», – сказал Тараскин на судебном заседании. Своей вины он так и не признал.