В пятницу, когда приходила в хирургию № 2 Ейской центральной районной больницы, там  сделали две операции: кишечная непроходимость и острый аппендицит (аппендэктомия — удаление аппендикса). Но здесь помнят дни, когда таких вот экстренных операций случалось до восьми. И плановых на пятницу стараются не назначать, потому что в этот день поступает много больных, которые неделю терпят, а на выходные уже боятся оставаться дома и вызывают «скорую». Так что хронометраж рабочего дня хирурга составить невозможно — можно обозначить разве что начало смены.

Заведующий 2-й хирургией Олег Кирпа рассказывает, что «отпускной наплыв» больных характерен для каждого из трёх хирургических отделений. В 1-й (гнойной) хирургии и в травматологии – то же самое. Беседуем с Олегом Викторовичем в конце рабочего дня в ординаторской. Она, вообще-то, предназначена для отдыха. Чай, шахматы, включённый телевизор… Но  хирурги  листают истории болезней и мысленно в который раз «прокручивают» сделанные операции.

На месте хирургия не стоит. Малотравматичным лапароскопическим методом или так называемым малым доступом ейские хирурги давно уже проводят больше девяноста процентов операций по поводу желчекаменной болезни и аппендицита.

Однажды мне случилось присутствовать при удалении желчного пузыря методом лапароскопии. На стойке в операционной был установлен монитор, похожий на обычный телевизор. Хирурги сделали прокол, через который ввели в брюшную полость лапароскоп. Малейшие движения мини-инструмента в руках хирурга видны на экране. Лапароскопия относится к щадящим операциям. В первые же сутки пациенту разрешают вставать, принимать пищу.

 «С год, как наши хирурги освоили варикоцелэктомию, – рассказывает Олег Викторович. – Эту микрохирургическую операцию делаем при варикозном расширении вен семенного канатика. И она очень востребована, особенно для подростков. А традиционное «ушивание» грыж мы давно уже заменили так называемыми эндопротезирующими операциями, когда – чтобы не «лопались» натянутые ткани – вшиваем пациенту сетчатый полипропиленовый эндопротез. И это уже не ноу-хау, а «золотой стандарт», по которому оперируем больше девяноста процентов пациентов».

Описывать различные операции было бы бесполезно. Всякий раз, взяв в руки скальпель, хирург будто ступает по тонкому льду. Как сами говорят, идёшь на удаление аппендикса, а там ещё… Тогда уже за операционным столом приходится принимать неотложные, порою нестандартные решения, от которых зависит исход операции. В такие моменты включается хирургическое чутьё. То подсознательное, что хирург не всегда успевает и осмыслить, но чуткие руки уже выполняют «приказ», и жизнь больного спасена.

Второй год шлёт во второе хирургическое отделение поздравления с праздниками полковник в отставке. Он приезжал на отдых из Москвы, когда потребовалась сложнейшая операция на кишечнике. Казалось бы, неоперабельный случай. Но риск – говорят Олег Кирпа (оперировал) и Александр Чернов (ассистировал) – не повод отказываться оперировать, если состояние больного допускает хирургическое вмешательство. «Спасибо за спасение жизни», – приходят телеграммы из Москвы.

Какие бы сложные времена ни переживало местное здравоохранение, хирургия в ЕЦРБ всегда была на высоте. Во 2-м хирургическом отделении, наверно, всех хирургов можно считать учениками Александра Ивановича Чернова.

А в хирургии № 1 (гнойной) то же говорит заведующий отделением об Андрее Анатольевиче Лысько. «Он, – рассказывает Умар Ибрагимов, – и мой учитель тоже.  Бывает,  иссекая некротические участки тканей, приходится делать разрез, что называется, от подмышки до лодыжки. А после нужно рану «собрать». И это ювелирная работа! Тогда смотрю на руки Андрея Анатольевича и любуюсь, испытываю гордость за профессию. Он хирург общего профиля, хирург-колопроктолог, хирург-уролог и  эндоскопист. Приехал в Ейск после интернатуры и с июня 99-го работает у нас в 1-й хирургии. Считаю, что Лысько – лучший хирург северной зоны Краснодарского края».

 В 1-й (гнойной) хирургии широкий круг специалистов: хирурги общего профиля, урологи, проктологи и даже ЛОР (оперируют отиты, гаймориты, синуситы…). Лето и здесь – время напряжённое. Отделение на пятьдесят коек переполнено, много запущенных случаев. Поразительно, но для кого-то обострившееся заболевание — не повод отложить поездку к морю. «Ничего, на юге всё само пройдёт» – так, наверно, рассуждают. «Расслабление» приводит к обострению той же мочекаменной болезни, и больного доставляют в стационар с почечными коликами, – рассказывает Умар Магомедович. – А ещё у нас пациенты с флегмонами, нагноениями, абсцессами – результат потёртостей, порезов, в том числе бездумного пребывания на солнце. У многих это осложняется имеющимся диабетом. Пациенты 1-й хирургии – все, у кого возникли гнойные осложнения».

Таких, увы, достаточно. Ибрагимов (оперировал) и Лысько (ассистировал) помнят, как в отделение поступил, казалось бы, неоперабельный пациент с гнойно-воспалительным процессом брюшины. Но если общее состояние больного позволяет, хирург всегда проводит операцию. Ещё два месяца потом «вытаскивали» пациента – интоксикация, диабет, анемия… Сейчас он жив-здоров, уехал к себе домой. Недавно Ибрагимову позвонили коллеги: «Не часто видишь такую хирургическую работу!» Просили поделиться опытом.

Летний «пик» и в отделении травматологии. Отдыхающие расслабляются, и сколько было случаев, когда оставленный без присмотра ребёнок падал из окна. Не стало исключением и это лето – два случая. «К восьмилетнему пациенту (на фото), получившему тяжёлую черепно-мозговую травму, приглашали нейрохирурга из Краснодара, – рассказал заведующий отделением травматологии Константин Владимирович Панин. – Сейчас опасность позади».

Трудно сказать, когда в травматологии бывает «лёгкий сезон». Летом – травмы из разряда бытовых, дорожно-транспортных. Весной – падения с черешни. Осенью – с ореховых деревьев. Горько шутят: «Наши бабушки собирают урожай старательно. А зимой, понятно, гололёд, – тоже дома не сидится».

«Большинству наших пациентов не только за семьдесят, а очень часто далеко за восемьдесят, бывают и за девяносто, – вступает в разговор хирург –травматолог Александр Жужнев. – Вспомните героиню вашей статьи, которая пошла в комнату взять медали и сломала шейку бедра. Прооперировали. Выписалась. Такие, возрастные, пациенты — специфика нашего региона». Добавлю, что «диапазон» диагнозов в травматологии пугающе широк — двух одинаковых травм, объясняют хирурги, просто  не бывает.  

 Хочется уйти от терминов и от диагнозов. Да как-то ситуация не располагает к лирике. Мало сочетается она со скальпелем. Руки хирурга привычно входят в протянутые медсестрой перчатки. Больному дают «большой наркоз» – это значит, что дышать за него будет аппарат искусственной вентиляции лёгких, нагнетая воздух через трубочку в трахее. Это чтобы малейший вздох не помешал хирургам. В марлевых «шлемах» с прорезями для глаз, они склоняются над операционным столом и становятся малоразличимы. Не по-земному яркий свет над «полем операции». И когда бесстрастный скальпель делает разрез, кажется, что слышно, как бьётся сердце хирурга.

Спас человека – сделал невозможное («Руки ваши золотые»). А не вышел победителем в схватке в операционной — принимай проклятья родственников. И смотри в их заплаканные глаза, чего бы это тебе ни стоило. Аргументы о том, что послеоперационные осложнения предвидеть невозможно, теперь лишь сотрясение воздуха. «Принимаем это, – говорят хирурги. – И не держим зла».

Как лётчики, шахтёры – все, чья работа связана с риском, хирурги бывают суеверны. Пожелай заступающему на дежурство коллеге «спокойной ночи» – и будет всё наоборот. Упал зажим – жди повторной операции. Для кого-то важно, чтобы хирургическая сестра не начала надевать хирургу перчатки «не с той руки». А плановых больных не нужно оперировать по праздникам… Всё это вместе взятое порою отметает жизнь. И всё равно хирург вступает в схватку с судьбой, казалось бы, предначертанной пациенту. Вступает и выигрывает. Как бы журналисты ни затёрли свой вопрос о «кладбище у каждого хирурга», а хорошие моменты перевешивают. Они и держат в хирургии много лет.

 У каждого хирурга «свой» пациент, а у пациента – «свой» хирург. Олег Кирпа пришёл в хирургическое отделение № 2 после ординатуры шесть лет назад. Помнит свою первую операцию – вырезал аппендицит. Попросил завотделением вести свою пациентку до выписки. «Как дела?» – вопрос, с которого хирург начинает обход. «Здесь, – щупает, – немного подтягивает? Потерпите, завтра снимем швы». «Как настроение?» – подходит к следующей кровати. Пациентка смущена – не успевает спрятать зеркальце. «С ней всё ясно, – улыбается хирург. И объясняет: «Желание быть красивой – верный признак выздоровления. Значит скоро на выписку».

 … Время не стоит на месте. На смену классическим приходят в хирургию чуть ли не космические технологии. «Когда-нибудь, – спрашиваю Кирпу, – хирургов заменят роботы?» «Никогда! У робота нет интуиции, клинического мышления. Он создан для предсказуемых действий по плану», – объясняет Олег Викторович. Но, наверное, он согласится, это ещё и потому, что у робота нет сердца. Того, которое необъяснимым образом связывает хирурга с сердцем пациента.

✒ Татьяна Шекера