Татьяна ШЕКЕРА.

Скоро у Ейска день рождения. И как он изменился, как похорошел! Вымощенный плиткой центр с декоративными булыжными «заплатками». Фонтан и памятники знаменитым ейчанам. Преобразился парк Поддубного, став главным парком города. Сменил свой облик сквер Горького. Неузнаваем Свято-Никольский парк (бывшая «калинка»). Но как родители запомнили нас маленькими, так мне милей тот Ейск, в который мы приехали когда-то.

В начале 50-х это был провинциальный городок с одним-единственным такси и
парой-тройкой автобусных маршрутов, где билеты стоили от 3 копеек – в
зависимости от длины поездки. На месте новых корпусов больницы был
пустырь – его ейчане называли «выгон». И там паслись коровы, и пацаны
гоняли мяч. А парк Поддубного пленял роскошной неухоженностью крон,
причудливыми зарослями, полянами с высокой травой, где многие устраивали
пикники. Вход в сад Калинина по выходным был платным – там в деревянной
«раковине» играл духовой оркестр. А детей привлекали аттракционы –
«лодочки» и комната смеха. Парк Горького был знаменит кафе-мороженым.
Родители водили меня туда с одним условием: мороженое проглатывать
тогда, когда оно уже растаяло во рту. Конечно, я хитрила и делала
запретные глотки «нетаявшего» лакомства.

Еще мороженое продавали в хрустящих вафельных стаканчиках – самое
дорогое, пломбир, по 19 копеек. Бывало, кто-то гордо говорил: «А мне на
двадцать!» И специальным раздаточным совочком продавщица сооружала над
стаканчиком «эльбрус». На улицах с тележек торговали газировкой. И тот,
кто «побогаче», заказывал «с двойным сиропом». По выходным, зажав в руке
10 копеек, мы шли на детские сеансы в кинотеатр «Октябрь», где в
вестибюле возвышался Ленин. Еще я помню пляж с бесплатными «грибочками» и
черными автомобильными камерами на волнах. Зато море было расцвечено
резиновыми купальными шапочками.

Наш город утопал в цвету акаций, и дети уплетали «кашку-монашку».
Соцветия сметали аккуратные хозяйки и поливали тротуар из лейки. По
вечерам, когда спадет жара, хозяева домов выносили скамеечки и
рассаживались у калиток. Их возмущению не было границ, когда по улице
неслась ватага пацанов, обозначая мелом направление движения. За ними
следовали другие. Ребята играли в «стрелочника». И было высшим
наслаждением остановиться у колонки, подставить под струю разгоряченное
лицо и пить слегка солоноватую и ледяную воду. Колонки на углах служили
не только по прямому назначению. Они, как маяки, являлись ориентирами.
«Пройдете два квартала до колонки, там на углу бабушка с семечками…» –
объясняли дорогу приезжим.

Ах, эти бабушки! Когда, уже студенткой, я приезжала на каникулы, они
всегда сидели на «своих» углах и продавали жареные семечки. Большой
стакан, маленький… И рядом аккуратная пирамидка кулечков. Так было
каждый год. Они казались вечными, как будто даже не старели. Они
выспрашивали у меня «за Мурманск». О них хочу сказать особо. Найдите в
Интернете «необычные памятники России». Вам долго не удастся оторваться
от галереи символов. В различных городах стоят скульптуры водовозов,
трубочистов… В Сочи есть памятник ювелиру, в Белгороде – вязальщице
чулок. В Анапе – «белой шляпе». В Саратове придумали «памятник женатому
парню» (тому самому, из песни) – он ожидает у столба свидания. В
Салавате установлен памятник дворнику, в Великом Новгороде –
автослесарю, буквально погребенному под запчастями. А в городе Нягань
Ханты-Мансийской области скульптор изобразил беседующих дворника с
метлой и сантехника, выглядывающего из люка. В Нижнем Новгороде изваяли
уличного скрипача. В Новосибирске – полицейского, любующегося первым
светофором. Челябинцы соорудили памятники чистильщику обуви и нищему –
напротив банка.

У Ейска тоже есть свои «визитки» – фигуры казака с казачкой. А еще
символом нашего города могла бы быть… Да! Бабушка, торгующая семечками.
Такая, как на этом снимке, хлебосольная и по-кубански колоритная. Не
пройдут мимо любители полузгать семечки. «Эх, щедра Кубань!» –
восхищаются приезжие. Ну, а для моих ровесников эта «бабушка из детства»
– милый штрих к портрету города.