На фронт ушёл добровольцем

Детские годы Михаила Наумова прошли на Ейской косе. Родительский дом находился недалеко от места, где приводнялись гидросамолёты. И местная детвора целыми днями пропадала на берегу Ейского лимана, наблюдая, как взлетают и садятся самолёты. А когда крылатую машину вытаскивали на берег, то ребятишки облепляли её словно мухи. В субботу авиаторам, а палаточный лагерь, в котором они жили в летнее время, был разбит тут же, приезжала кинопередвижка. Посмотреть фильм из окрестных домов приходили не только дети, но и взрослые.

К 1936 году авиации стало тесно на занимаемой территории и жителей близлежащих домов отселили.

— Под отселение попала и наша семья, — рассказывает Михаил Григорьевич. – Разобрали мы свой бревенчатый домик и перевезли его на улицу Пролетарскую. Поставили его там на камнях, без фундамента…

 

С началом войны Михаил Наумов поступил учиться на курсы трактористов. Взрослые ушли на фронт, в колхозах и совхозах остро ощущалась нехватка трактористов. После курсов направили его в совхоз «Соревнование» Ленинградского района. Неделю числился стажёром, после чего молодого парня допустили к самостоятельной работе.

— В 1942 году хлеб уродился очень хороший, — вспоминает Михаил Григорьевич. — Но убрать нам его не пришлось. Пришёл приказ на эвакуацию. Совхоз был свиноводческий и всё поголовье погнали в Усть-Лабинск. Мы на тракторах выехали чуть позже. Но до места назначения не добрались. В одной из станиц нагнали нас немцы. Но оккупантам было не до советских тракторов. Они рвались вперёд, к Краснодару. Мы повернули назад. По пути один раз вплотную столкнулись с захватчиками. Они узнали, куда мы едем, сказали, что один трактор оставляют для своих нужд, а остальные могут ехать. Выбор свой остановили на моём тракторе. Видимо, они таким образом хотели немного развлечься, потому что спустя некоторое время меня отпустили. Приехали в совхоз, местные все разбрелись по домам. А нам, а из Ейска нас двое, куда? Идите вы, ребята, домой, посоветовал кто-то из старших. Дали нам в дорогу хлеба, сала, и пошли мы до дому.

В районе посёлка Щербиновского юношей задержал патруль. Поскольку дело было вечером, привели в школу, заперли в кабинет, мол, утром разберёмся, кто такие. А ночью сторож открыл кабинет и говорит: «Тикайте, ребята, а то запишут вас в партизаны и расстреляют. У них разговор короткий…»

Что есть мочи рванули парни в Ейск, благо город был уже близок. Пришёл Михаил Наумов на своё подворье, а там немцы квартируют. Мать объяснила им, что сын вернулся, на заработках был. Проверили документы, отпустили. А вскоре всю молодёждь Ейска переписали, на ставнях окон, где жили парни и девушки, поставили мелом кресты. Михаил перебрался жить к старшему брату, чтобы лишний раз не попадаться на глаза оккупантам.

Когда город освободили от захватчиков юноша пришёл в военкомат, попросился добровольцем на фронт. Хотя ему не было ещё и 18, в армию взяли. Молодёжью Ейска пополнили 873 полк 276-й стрелковой дивизии. И отправили пешим ходом в станицу Петровскую.

Винтовки получил каждый третий, а остальным сказали: «Оружие добудете в бою». Михаилу Григорьевичу дали нести ящик с патронами. Позже он сыграл свою положительную роль. Поделился патронами с бойцами, находившимися на передовой, те, в знак благодарности, отдали винтовку раненого, отправленного в госпиталь.

[node:title]

Позиция, которую заняли новобранцы, находилась в камышах. Но росли они не сплошняком, а небольшими островками. Однажды приходит командир роты и говорит: «Пойдёшь в разведку». Надо было определить, где начинается вода. За камышами же ничего не видно. Когда возвращались назад, немного сбились с пути и вышли к соседям. Те ни сном ни духом не ведали, что возвращается разведка, положили всех на землю. Но разобрались, что к чему. А ведь могли бы и открыть огонь на поражение.

В следующий раз из разведки вернулись с «языком». Видимо, в благодарность за умелые действия Михаилу Наумову командование вручило шинель, шапку, ботинки и обмотки. До этого он, как и все новобранцы, ходил в гражданской одежде.

Ежедневно над советскими позициями курсировала «рама», после чего по тому или иному участку фронта фашисты наносили артиллерийский и миномётный удары. Таким обстрелам советские позиции подвергались не случайно, поскольку войска готовились к наступлению и к передовой везли технику и вооружение, шли воинские подразделения.

Однажды с фланга раздалась частая стрельба. Михаил увидел вблизи немецких окопов три горящих советских танка. Из одного выбрался танкист, а к нему уже направлялись два фрица. Один знаками показывал, чтобы танкист шёл к ним. А тот пятился, сжимая в руках сапёрную лопатку. Хоть и было далековато, но Михаил Гаврилович дважды выстрелил по немцам и… провалился в темноту. Очнулся, один глаз ничего не видит, лицо залито кровью. Достал из противогазной сумки полотенце, завязал раненую часть лица и пополз в тыл. Пробравшись через заросли камыша, оказался на просёлочной дороге. Пошёл по ней. Увидел на краю поля остов сгоревшего комбайна, а возле него санитарную палатку. Здесь ему оказали первую помощь и отправили в санбат. На попутной машине добрался до станицы, там перевязали, дали направление в глазной госпиталь в Тбилиси.

— А что делать, куда с этим направлением идти, непонятно, — рассказывает ветеран. — Мы ни военные, ни гражданские. Добровольцы. Встретил здесь земляка, он говорит, надо брать направление на лечение по месту жительства. А там обратимся к коменданту, тот сделает всё, как надо. Взял я это направление и отправились мы в Ейск. По прибытии в город явился к коменданту. Тот сказал, через два дня отправим в госпиталь в соответствии с направлением. Но свалил Михаила Наумова сыпной тиф. Когда оклемался от болезни, ему пришла повестка из военкомата. Всеми правдами и неправдами солдату удалось попасть в действующую армию. А ведь на пересыльном пункте не хотели брать его в команду, отправлявшуюся на фронт.

— Вы же, когда стреляете, левый глаз зажмуриваете, — сказал Михаил Григорьевич офицеру. — А мне не надо.

Посмеялся над этой репликой офицер да и внёс Михаила Наумова в список. И попал он служить в восьмую гвардейскую отдельную морскую бригаду. Бригада высадилась десантом на Малой земле.

— Высадились мы ночью, — рассказывает ветеран. — И сразу на позицию. Потери наши части несли здесь очень большие. Пополнение прибывало каждую ночь. И каждую ночь сотни людей отправлялись в госпитали на Большую землю.

В ночь на 10 сентября группа минёров пошла разминировать проходы на нейтральной полосе. Их со своими товарищами сопровождал Михаил Наумов. Дошли до колючей проволоки, за которой виднелись окопы оккупантов. Поняли, что дальше мин нет, и пошли назад. В своей траншее участников ночной операции встречал командир батальона. Доложили ему о выполнении задания. «Ну, Наумов, — сказал он, обращаясь к солдату, — теперь все награды наши». Фраза была оборвана взрывом вражеского снаряда. Осколки попали Михаилу Гавриловичу в бедро. Раненого доставили к морю и ближайшим же катером отправили на Большую землю. Четыре месяца провёл солдат в госпитале. Некоторые мелкие осколки во время операции не были удалены, и они выходили из тела сами. Поэтому раны долго не заживали.

Когда выписался из госпиталя, то медицинская комиссия вынесла суровый вердикт: «Годен к нестроевой». Но Михаил Гаврилович добился того, чтобы его оставили в армии. Служить его направили на центральный склад четвёртой воздушной армии, который дислоцировался в Армавире. По мере продвижения фронта на запад менял место своего базирования и центральный склад.

Победу Михаил Наумов встретил в польской Познани. За ратную службу был награждён медалью «За боевые заслуги». В декабре 1946 года вышел приказ о демобилизации. Командир части просил остаться солдата ещё на полгода. Но Михаил Григорьевич рвался домой, к матери, которая нуждалась в сыновней поддержке…