Билет на возвращение 

 

Врачей и медсестёр этого отделения больницы пациенты обычно не помнят и не благодарят. Кто не попадал в беду, подчас не знает о существовании в Ейской центральной районной больнице отделения анестезиологии и реанимации. А ведь врачи анестезиологи-реаниматологи и медсёстры-анестезистки работают в операционных экстренной и плановой хирургии, травматологии, онкологии, роддома, гинекологии… Врач анестезиолог-реаниматолог для больного чаще остаётся «за кадром». Разве что перед операцией пациент спросит: «А я ничего не буду чувствовать? А я точно проснусь?» И не задумывается о том, что, работая в паре с анестезиологом, хирург получает возможность сосредоточиться на самой операции. А о том, чтобы она была максимально щадящей и прошла без осложнений, заботится врач-анестезиолог. Говорят, бывают «маленькие операции», но «маленьких» наркозов не бывает. Каждый – это риск.

С утра в реанимации спокойно, «тяжёлых» (тьфу-тьфу-тьфу) не поступало. Расспрашиваю заведующего отделением анестезиологии и реанимации Давида Григоряна. В 2017-м будет тридцать лет, как существует отделение. Сегодня в нём десять врачей реаниматологов-анестезиологов, восемнадцать медсестёр-анестезисток, пятнадцать палатных сестёр, семь санитарок. Все – специалисты высшей категории, многие работают не один десяток лет.

Жизнь работников реанимации «завязана» графиком работы в так называемые экстренные кольца. Круглосуточно дежурят два анестезиолога-реаниматолога, две сестры — анестезистки, три палатных (реанимационных) медсестры. Кроме послеоперационных, поступают пациенты из других отделений, из противошоковой палаты и прямо из приёмного отделения.

Наш разговор прерывает звонок из приёмного покоя. Судьбу пострадавшего в ДТП решают минуты. Так называемая сочетанная травма – ушиб головного мога, перелом рёбер. Пока пострадавшего везут по коридору в противошоковую палату, за каталкой поспевает фельдшер «скорой помощи» — поддерживает капельницу. Вот пациент в противошоковой палате, над ним склоняется дежурная бригада реанимации – хирург, травматолог, реаниматолог. Непрямой массаж сердца, искусственное дыхание… Реанимационные мероприятия продолжаются пятьдесят минут, прежде чем пациента поднимают лифтом на второй этаж, в операционную.  

«Уникальный случай?» — спрашиваю. Поправляют: «В нашем отделении не уникальных не бывает». Сюда поступают не только послеоперационные больные. Ещё с инсультами, инфарктами, с тяжёлыми травмами, с острой хирургической и терапевтической патологией… При этом показатели медицинской помощи в ейской реанимации на уровне краевых.

Если медсестра — анестезистка работает только в операционной и у неё нет постоянного пациента, то реанимационные медсёстры всегда в палате – их и называют палатными. Палата здесь одна: мужчины и женщины, полуторагодовалый ребенок и восьмидесятилетний старик. Девять коек (есть резервные). Прикроватные кардиомониторы показывают пульс, дыхание, давление. Шприцевые насосы через нужный промежуток времени вводят пациенту через катетер лекарства. И тишина. Немного страшновато.

Давид останавливается то у одной, то у другой койки, рассказывая о «тяжёлых» больных. Но жест мой -«тише-тише!» — лишний. Пациенты в постнаркозном сне или в коме. Или… в параллельном мире, имя которому Переход. Вот женщина, прооперированная после ДТП. Большая кровопотеря, разрыв внутренних органов, переломы. Аппарат ИВЛ через трубку, вставленную в трахею, нагнетает в лёгкие воздух. Кровотоку помогает капельница. Без неё давление упадёт, наступит коллапс, а значит остановка сердца. Шестые сутки на искуственной вентиляции лёкгих ещё не старый мужчина. Тяжёлая алкогольная интоксикация. Для сотрудников реанимации – такой же, как все другие, пациент. «Не нам судить», — произносит Григорян. Неожиданно чувствую чей-то взгляд. Женщина на соседней койке. Пролежала в реанимации две недели, и сейчас её переводят в обычную палату. Пытается нам даже улыбнуться.

Давид в реанимации, в общей сложности, шесть лет и говорит, что ни на какую другую свою работу не променяет. Что держит здесь, конкретно сформулировать не может. Но вспоминает случай. Пару лет назад поступил очень «тяжелый» пациент — девятилетний мальчик. Диагноз — утопление в морской воде. Врачи родителей не обнадёживали. Но и не отступали. Две недели ребёнок был на искусственной вентиляции лёгких. Потом перевели в детское соматическое отделение. С тех пор прошли месяцы (семья приезжала в Ейск отдыхать). И вдруг звонок в двери реанимации. На пороге вся семья – родители и двое братьев — близнецов. Обнимают доктора. А тот мальчик сообщает, что будет врачом.

 Сотрудники из этого отделения на другую работу практически не уходят. И нигде, как здесь, не стирается настолько грань между врачом и медсестрой. Медсестра анестезистка – это не только «вторые руки» во время операции. Спасая пациента на черте, из-за которой нет возврата, оба берут на себя чуть больше, чем позволено простому смертному. И если на всё воля Божья, то они в какое-то мгновенье сами уподобляются Ему.  И Он прощает эту «вольность».

Каждому возвращённому к жизни сотрудники реанимации отдают часть своей души. Что дальше? Давид задумывается: «Наверно, этот пациент с ней продолжает жить». Но тонкая субстанция души  не может не меняться, постоянно прикасаясь к двум Великим тайнам – жизни и смерти. «Мироощущение, — допытываюсь, — всё же меняется?» Он несколько секунд молчит: «Становишься добрее. Понимаешь, насколько хрупкой бывает жизнь и как её нужно ценить. Не могу отделаться от мысли, что вдруг обидишь человека, а просить прощения может оказаться не у кого. Вот это страшно».

 

«Верите ли в  «жизнь после жизни»?» Заведующий реанимацией уходит от ответа. А я вспоминаю, как случилось говорить с пациенткой, которую в реанимации вернули к жизни.  «В тот момент, — она сказала, — я подумала, что у меня есть трёхмесячная внучка и я же обещала дочери помочь её растить». А один мой знакомый (кстати, врач), пережив клиническую смерть, начал писать стихи. Как рождаются подобные «воспоминания»? Думаю, есть знания, которые нам просто не даны… Всё-таки я верю, что над этим отделением перетекают друг в друга невидимые нами жизнь и смерть. У выхода встречаюсь глазами с родственниками пациентов. Отвожу взгляд. А что хотел бы им сказать заведующий реанимацией? «Реанимация – это не «билет на тот свет». Гораздо чаще это «билет» на возвращение к жизни».