Татьяна ШЕКЕРА.

В этой истории я умышленно уйду от деталей. Потому что нет ничего
страшнее для родителей, чем разлучиться с собственным ребенком. “А
Элечку не изымут органы опеки?” – сто раз спросили у меня Наталья и
Иван, прежде чем согласились на эту публикацию. О том, чтобы трехлетнюю
дочку поместили в приют хотя бы на время, пока родители решат проблему с
документами и более-менее наладят быт, Наташа даже слышать не хочет.
“Сама детдомовская, – говорит, – на всю жизнь запомнила, что это такое”.

После того, как ее родителей лишили прав на четверых детей, Наташа поменяла несколько детских домов. А когда в интернате окончила девять классов, ей дали направление в ПТУ. О нем она была уже наслышана – как говорят, дурные вести не лежат на месте. К тому же, в этом ПТУ уже учился Наташин старший брат (чуть позже он повесится, и “непедагогическое” отношение преподавателей к сиротам станет общеизвестным фактом). Четыре дня, которые Наташа провела в училище, вместили выпивку с мастером производственного обучения, побои и попытку изнасилования. На пятый день девчонка убежала из училища. Доехала «попутками» до Ейска и стала жить на городском пляже.

Хоть был сентябрь, кафе еще работали. Завидевши длинноволосую зеленоглазую русалку, мужчины наперебой приглашали ее за столики. Наташа мило улыбалась, подсаживалась, ела… Потом стыдливо лепетала о том, что нужно в туалет. Уходила на минутку и… бежала прятаться под лодку, где теперь жила.

Новый “дом” Наташе нравился. Под лодкой можно укрыться от ветра и дождя. А главное, ей не было страшно даже ночью – кто мог предположить, что перевернутая лодка обитаема. “Так, – вспоминает, – я жила до холодов. Никто меня и не искал. Я свободно ходила по городу. Однажды поздно вечером, когда на пляже стало уже холодно и негде было ночевать, сижу я в центре города на лавочке. А рядом пьяный лежит. И тут подъехали милиционеры, чтобы его забрать. Я стала их упрашивать, чтобы разрешили и мне переночевать в вытрезвителе. Они меня пожалели – в ту ночь я спала в настоящей постели с чистым бельем”.

Сколько провела она ночей на лавочках, в подъездах, в парках на газонах – и не сосчитать. Дело шло к зиме. В летних брючках и короткой курточке, в прохудившихся кроссовках, она дрожала, как осиновый листок. Предложение поработать на городской свалке на сортировке мусора стало для девушки спасением. “Мы там, – рассказывает, – бутылки собирали. А хозяин, который нас нанимал, отвозил их в город. Там его знакомый снимал квартиру и эту стеклотару мыл, чтобы сдать потом на пункт приема”. “Смотрю я на тебя, ты молодая девка, а живешь на свалке, – жалел Наташу хозяин. – Если ты согласна, познакомлю тебя с человеком… Он немолодой, но будешь с ним в доме жить, как человек”. Наташа даже не задумывалась: “Согласна! Лишь бы не пил и бить меня не стал”.

Так они с Иваном и сошлись. И живут уже семь лет. “Обо мне никто так не заботился, – говорит Наташа. – И никто меня так ласково не называл”. “Солнышко”, “девочка моя” – это говорит Иван теперь уже и ей, и дочке. И целует их обеих, отправляясь утром «на шабашку». Несмотря на возраст, отец семейства самой тяжелой работы не боится. Главное, чтобы она была. С наступлением тепла дачники зовут Ивана на строительные работы. Он мужик рукастый, может все. Ради молодой жены и долгожданной дочки он в лепешку разобьется – будут те и сыты, и одеты. Хуже им зимой, когда пустеют дачи и шабашки нет. В это время года кто-нибудь из дачников пускает их, бесплатных квартирантов, “для сохранения недвижимости” от воров. Потом, к приезду хозяев, Иван делает ремонт, и опять семья куда-нибудь переезжает.

Так не может продолжаться вечно. Только шансов получить хотя бы общежитие у бывшей детдомовки нет. Если верить так называемому открепительному талону, еще десять лет назад восемнадцатилетняя Наташа, проучившись год в училище, изъявила желание переехать в Анапский район. “На самом деле, – говорит, – я не училась в ПТУ ни дня и никуда не уезжала. А это, – показывает открепительный талон, – выдали, когда пять лет назад пришла в училище, чтобы забрать свидетельство о рождении и другие документы”. Протягивает мне сберкнижку, на которую еще в 1994 году ей как детдомовке были перечислены государством 50 рублей. Здесь же выписка из реестра акционеров АО «Социум-Инвест», согласно которой с 1 января 1994 года Наталья является еще и держательницей акций. “Что с этим делать – я не знаю, – говорит она. – Ведь даже в банк без паспорта не обратишься”.

Паспорта у нее нет. И не было никогда – она его еще не получала. Есть только выданное ей в семнадцать лет временное удостоверение личности гражданина Российской Федерации. Наталья рассказывает, что недавно обращалась в «паспортный стол» (УФМС). И там сказали, что при получении паспорта придется заплатить штраф (до 2500 рублей) и государственную пошлину (2 тысячи). «Я просила, даже плакала, потому что таких денег мы никогда в жизни не соберем. Но мне сказали, что инструкцию не они придумывали”.

Не придумывали инструкций и работодатели, которые отказываются принимать на работу человека без паспорта. Формально никто не виноват и в том, что ребенка, чья мать не имеет паспорта, не принимают в детский сад. “Дело в том, что страховой полис ребенку выписывают на мать, – объясняет Наталья. – Нам еще повезло, что педиатр у нас хороший. Когда я Элечку родила, она нам даже детское питание в молочной кухне “выбила”. У дочки все прививки сделаны, осмотры пройдены. И мы нормально развиваемся». Вот только ни декретных, ни детского пособия на дочку молодая мать не получала и не получает. “Вот если бы мне паспорт выдали, я отдала бы Элю в детский сад. А сама пошла бы работать. На кухню, нянечкой… А может быть, даже официанткой в какое-то кафе”, – Наташа даже покраснела от собственной смелости.

Она доверчива, отзывчива на доброту, как большинство детдомовцев. Нет, матери своей она не помнит. Зато запомнила, что в доме были пьянки, а их, детей, подкармливали бабушка да сердобольные соседи. Потом детдом и интернат… “Дочку я туда ни за что не отдам! Я слишком много про это знаю», – говорит Наталья. И вспоминает “темные”, которые устраивали самым слабым. И окрики преподавателей: “Скажите спасибо, что вас, сирот, из милости тут держим!” И как однажды такой “наставник” ударил ее стулом… Много услыхала я такого, от чего сжималось сердце. Хотелось обнять эту маму-девочку за худенькие плечи, прижать к себе и пожалеть. Но что-то останавливало. Наташа призналась, что в каждой женщине, которая появляется в ее жизни с помощью ли, со словами утешения, она видит… маму. “Сразу начинаю думать: вдруг мы так подружимся, что это навсегда». Но время проходит, и у каждого своя жизнь…

У их семьи она “походно-полевая”. От осени до весны, от дачи к даче. И все надежды лишь на то, что молодая мама когда-нибудь получит долгожданный паспорт. Вот только денег нужно накопить…

Когда готовила статью, я созвонилась с начальником управления федеральной миграционной службы (УФМС). Он обещал помочь Наталье, учитывая ситуацию и все смягчающие обстоятельства (что предусмотрено законом). Тогда появится выход из «замкнутого круга», который не дает семье возможности жить нормальной жизнью. Ведь родители у маленькой Эли заботливые и любящие. И никакой детдом не может быть лучше своего родного дома.