«Виновата ли я, виновата ли я, что люблю…» — лился приятный женский голос из динамиков. «Нравится? – улыбается Николай. – Эту песню за двадцать лет до Надежды Кадышевой исполнила солистка кущёвской самодеятельности. Зовут её Зульфия, а вот фамилию забыл…»

В собрании ейчанина Николая Пушкарского, коллекционера редкой музыки, тысячи записей. Он сразу признался, что не любит пластинки, хотя их в его коллекции очень много, даже патефонных. «На каждой из них – по одной-две хороших песни. Остальное ерунда. Так делали деньги!» — машет рукой Пушкарский. И действительно редкими считает те песни, что исполняли самодеятельные коллективы несколько десятков лет назад. «Сегодня разве есть самодеятельность? Перепевают московскую эстраду. А тогда сами сочиняли музыку, слова… Исполняли свои песни», — считает коллекционер.

В большинстве своём этот огромный пласт отечественной культуры сгинул в безвестности. Кое-что ещё теплится в собраниях таких вот отчаянных меломанов. И редко-редко всплывает в репертуарах современных эстрадных исполнителей, как эта «Сероглазая шалунья»: «Пришла весна, вновь распускались листья белые, цвела черёмуха, о, как она цвела…» Это Николай запустил известную песню «Бутырки». Но впервые её исполнили ещё в семидесятые годы «Курские соловьи» — ансамбль слепых музыкантов из Курского училища искусств. Далее зазвучало есенинское: «Девушка с распущенной косой мои губы трогала губами…» Это уже «Орион», ансамбль из Енакиево, 1973 год. Так оказалось, что, кроме продукта, который нам выдают студии записи, радио и телевидение, есть ещё музыка «для понимающих», действительно коллекционная.

Николай с пренебрежением отзывается о том, что отечественное радио преподносит как ретро: «Ну какое это ретро, если все исполнители живы? Где же тут старинная музыка?» И объясняет выбор радийных ди-джеев сознательной ориентацией на слушателя возрастом от сорока до шестидесяти лет, то есть платёжеспособного, способного ностальгировать, слыша песни своей молодости. Это всего-навсего бизнес – строгий и трезвомыслящий. А настоящее ретро, это, к примеру, вот… И голос Леонида Утёсова нежно-торжественно выводит: «У Чё-о-о-рно-ого моря…»

В слух замечаю, что на электронном файле сохранены шумы, характерные для играющей пластинки, в то же время Утёсов будто рядом сидит, настолько живым кажется исполнение. Кажется, я наступил Николаю на больную мозоль. Он кипятится: «Многие считают, что сняв звук с аналога, с пластинки хотя бы, можно его улучшить. В ход идут подавители шумов и другие ухищрения. В итоге получается мёртвый звук – то, что сейчас все слушают с дисков. А звук нельзя улучшить. Он и так хорош! Нужно уметь правильно снять его, используя физические законы. Тогда и получится такой объём, как у Утёсова, которого вы слышите. Я, оцифровав запись, даже шум пластинки не снял, и от этого запись только выиграла».

Николай Пушкарский занимается музыкой с детства. Делал записи с телевизионных концертов на обычный магнитофон. Писал «битлов» с радио «Бухарест», которое невольно оказалось «поставщиком» хорошей зарубежной музыки в СССР посредством таких вот меломанов. Когда учился в Ростовском институте сельскохозяйственного машиностроения, никогда не упускал случая воткнуть свой штекер в концертную аппаратуру гастролирующих известных исполнителей. Договаривался, конечно. Так ещё до выхода пластинок у Николая появлялись новые песни «Весёлых ребят», «Машины времени»…

Как человек, долгое время работавший в сфере звукозаписи, Пушкарский может рассказать много диковинок. Одна из них – «записи на рёбрах», то есть на мягких пластинках, изготовленных из рентгеновских снимков. Так подпольно в семидесятые годы записывали и распространяли зарубежную музыку. Впрочем, иногда так же пытались увековечить своё творчество и самодеятельные коллективы. Звук выходил на чужих рёбрах, конечно, ужасный, но при страшном дефиците на пластинки, который царил тогда в Советском Союзе, и это разбиралось покупателями на улицах быстро.

Невероятно, но в нашей стране звукозаписывающий бизнес по массе денежного оборота в конце восьмидесятых немного не догонял теневую торговлю оружием. Этому легко найти объяснение. Многое стало разрешено. К нам из-за рубежа и из собственного андеграунда хлынула музыка, много музыки. Изголодавшийся по ней потребитель кинулся покупать. А только чистая (без записи) отечественная магнитофонная кассета стоила червонец. Зарубежная – в два с половиной раза дороже!

Собрание Пушкарского поражает воображение. «Неужели вы сами всё это собрали?» Удивление при виде полок и стеллажей с пластинками, магнитофонными кассетами, бобинами (оцифрованная музыка не в счёт, ведь её глазом не объять) вполне закономерно. Николай смеётся: «Нескольких жизней моих не хватит. Здесь сконцентрирован труд не одного коллекционера». Обмен, покупка… Бывало, что к ейскому меломану переходили собрания его скончавшихся коллег по увлечению. Это лишь некоторые пути того, как достаётся редкая музыка, которой не дают умереть.

Игорь МАЛАХОВ